Дом птицы не гнездо, а небо.
Мой отец, судоремонтник со стажем более сорока лет, рассказывал, что им пригоняли суда, которые никто не знал, как ремонтировать. И приходилось сначала придумывать как отремонтировать, под это придумывать инструменты, потом придумать, как их сделать, а потом уже ремонтировать.
Мой отец считался волшебником в порту. Вместе со своим братом. Потому что делали то, что никто в мире не мог сделать. Папа - механику, дядя - электронику. Было как-то, насколько я помню, что ремонтировали японские и другие иностранные суда, когда уже завод изготовитель отказался. И судно еще много лет оставалось на ходу.
Я таким вещами очень восхищаюсь, меня завораживает. Наверное, когда мне приходится придумывать, как вылечить то, что официально вылечить нельзя или уже никто не берется, и в итоге у меня получается, чувство, которое я испытываю - особая близость с отцом. Это вообще не про гордость и не про крутость. Это ощущение, что я та, кем должна быть. Кровь от крови.
Мой отец считался волшебником в порту. Вместе со своим братом. Потому что делали то, что никто в мире не мог сделать. Папа - механику, дядя - электронику. Было как-то, насколько я помню, что ремонтировали японские и другие иностранные суда, когда уже завод изготовитель отказался. И судно еще много лет оставалось на ходу.
Я таким вещами очень восхищаюсь, меня завораживает. Наверное, когда мне приходится придумывать, как вылечить то, что официально вылечить нельзя или уже никто не берется, и в итоге у меня получается, чувство, которое я испытываю - особая близость с отцом. Это вообще не про гордость и не про крутость. Это ощущение, что я та, кем должна быть. Кровь от крови.
У меня, к сожалению, и отец не на месте, и я не на месте.